– В 16 лет Вы приняли участие в конкурсе юных вокалистов на приз Ольги Сосновской, и на нем Вы сразу же взяли гран-при. Стало ли то признание для Вас неожиданностью?

– Это был мой первый конкурс, и мне не с чем было сравнивать. Я не знала, какой уровень у других участников, поэтому мне важно было спеть хорошо для себя – так, как я могу. Поэтому я больше волновалась именно по этому поводу. Мне хотелось показать все, что мы с педагогом приготовили. Даже думаю, что мне было неважно, как это в сравнении с остальными – это был конкурс, прежде всего, с самой собой. А мы для самих себя обычно самые строгие судьи, поэтому я очень волновалась и переживала за то, как спою.
И когда я узнала, что завоевала гран-при, для меня это было сказкой какой-то. Оставшуюся часть церемонии награждения и гала-концерта конкурса помню, как в тумане.

Вспоминаю, что потом вернулась в Ухту, увидела свое интервью по республиканскому телеканалу и думала: я что, это говорила, что ли? Это со мной было? И сейчас думаю, что ко всем конкурсам нужно так и подходить: делать то, что ты можешь, а все остальное уже неважно. Всегда будет кто-то лучше или хуже, и себя очень трудно оценить. И вообще, искусство – дело очень субъективное. Кому-то нравится, кому-то не нравится. Но если ты для себя выполняешь те задачи, которые можешь, то обычно это всегда срабатывает.

На сцене ГАБТ. Александра («Идиот») и Коринна («Путешествие в Реймс»).

– Наверное, самым значительным, знаковым событием в Вашей карьере стал приход в Большой театр?

– Таких знаковых событий было несколько. Первым был переезд в Париж. Там я вошла в молодежную программу Парижской национальной оперы, и это был вообще первый оперный театр, в котором я вышла на сцену. В это время я еще училась в консерватории и параллельно пела спектакли в Париже. А следующим важным шагом в карьере стало поступление в труппу Большого театра.

– Как Вы получили это приглашение?

– Однажды утром я получаю емэйл, что меня хотят прослушать, и думаю: ну, какая-то очень хорошая шутка. Я же тогда находилась в Париже, и с Большим театром меня ничего не связывало. Но потом узнала, что меня действительно хотят прослушать, пошла переписка… Мы долго не могли договориться о дате прослушивания, потому что у меня в Париже в тот период было очень много спектаклей. На прослушивание я поехала на следующее утро после одного из спектаклей.

– Насколько Вы заняты сейчас в Большом театре и насколько велик вообще Ваш оперный репертуар?

– Там у меня 12 партий. Плюс еще есть партии, которые я пела до Большого и сейчас пою параллельно с работой там. Плюс около пяти партий в операх, которые сейчас не идут в Большом театре. Выходит, что в репертуаре около 20 партий.

– Вы воплощаете на сцене самые разные образы и характеры. Есть в Вашем репертуаре партии, героини, которые Вам особенно близки и дороги?

– Всех своих героинь я очень искренне люблю – ведь, проживая судьбу каждой из них, я понимаю и оправдываю их поступки и их выбор. В русской опере особенно мне дорога Марфа в «Царской невесте». Красивая и счастливая юная девушка, которая стала невестой Ивана Грозного и погибла сразу после свадьбы. «Царская невеста» всегда была моей любимой русской оперой, и образ Марфы всегда меня трогал. Но вершиной для сопрано была и будет Виолетта в «Травиате» – это роль, с которой я заканчивала консерваторию, и скоро возвращаюсь к ней, уже на исторической сцене Большого театра.

– Переехав из Парижа в Москву, как Вы переключались с одной культуры на совершенно другую?

– Так интересно: в Париже ко мне всегда все относились как к русской. То есть все наши качества – работоспособность, готовность петь в любое время суток, дисциплинированность, исполнение на репетициях всех пожеланий режиссера, всех самых сумасшедших идей – приписывали моей национальности или стране происхождения. Мне постоянно говорили: ну конечно, ты же русская – ты же можешь проснуться в 8 утра и на репетиции петь уже в голос. А в Москве мне все начали говорить: ну, француженка! Просто в России дисциплина и работоспособность не считаются какими-то особенностями – у нас здесь все такие и работают круглосуточно… Не случайно же у нас говорят, что в театре мы не работаем, а служим.
Конечно, в Париже я очень многому научилась. Во-первых, все языки довела до очень хорошего уровня. То есть я говорила по-английски, немного по-французски, а сейчас по-французски и по-итальянски говорю практически в совершенстве, по-немецки говорю слабее, но хорошо читаю.

– Это результат влияния языковой среды или специальные занятия с педагогами, репетиторами?

– Языки я начала вообще в Ухте учить. И мне в Европе все говорили: ой, как хорошо ты знаешь языки, а где ты учила? А я с гордостью говорила: «В Ухте!». А среда нужна для практики: чтобы выучить любой язык, нужно говорить на нем. И когда вокруг все говорят, ты постоянно слушаешь и сам много говоришь. Даже если говоришь с ошибкой – тебя тут же исправят, и так выучить язык гораздо проще. Плюс момент стиля: у европейской музыки есть определенные особенности ее исполнения.

С Алексеем Юрковским на открытии XVI конкурса юных вокалистов на приз О.Сосновской. Октябрь 2018 г. Фото Дмитрия Напалкова.

– А есть ли различия между тем, как петь в русской и западноевропейской опере?

– Я вообще думаю, что русская музыка стоит особняком среди всех европейских, не говорю про азиатские. И я лично считаю, что русскую музыку могут петь только русские, русскоговорящие певцы. Это определенные культура, склад ума, наши особенности менталитета… Мы на этом выращены, за границей я видела: когда русский певец выходит петь русскую оперу – это то, как оно должно быть. Я, честно говоря, не видела ни одного европейца, который бы исполнил русскую музыку так, как она была написана. Это очень высокопарно звучит, но правда: мне кажется, то, что они пытаются сделать – это не русская музыка. Русская опера же очень популярна, музыка у нее красивая, и она много где идет. Но когда в спектакле русскую музыку поют не наши, а иностранные звезды, у них нет вот этого понимания.

Взять, например, оперу «Евгений Онегин». В ней я не пою, и могу наблюдать со стороны – и русских, и иностранных исполнителей, поэтому мне легко о ней говорить. Так вот, мы эти стихи знаем с детства, а для них это ни о чем не говорит вообще. Они просто не несут этот смысл. И мне кажется, они никогда его не поймут – настолько, насколько это у нас в крови. А что касается европейской оперы – особенно итальянской, которую я очень люблю – русский певец может прекрасно ее спеть. Что и происходит – везде по миру русские певцы поют.

На сцене ГАБТ. Фьордилиджи («Так поступают все женщины»).

– А какие русские оперы наиболее популярны в мире? В каких лично Вам доводилось петь в Париже?

– Любопытно, что я не исполняла русскую музыку во Франции! Французскую, итальянскую, немецкую, австрийскую, даже чешскую пела, а русскую не довелось. А вообще в мире очень популярны «Евгений Онегин» и «Иоланта» Чайковского. Я это связываю с тем фактом, что сюжеты этих опер могут быть близки и понятны людям любой национальности и культуры. Но мне приятно видеть, что в мире начали ставить оперы Римского-Корсакова, которые мне так близки.

– При таких успехах, таком взлете – гран-при на международном конкурсе, Парижская национальная опера, Большой театр – как избежать сценической гордыни, звездной болезни?

– Мне кажется, что мне вообще это не грозит. Потому что всегда есть, к чему придраться – я каждое свое выступление обязательно записываю, потом переслушиваю, проверяю. И когда люди перестают сами себя критиковать, они перестают расти. У артистов это очень заметно: в определенный момент, если артист остался доволен своим выступлением, то это уже такой не очень хороший знак.

Сюзанна («Свадьба Фигаро»).

– То есть самокритика Вам свойственна?

– Самокритика мне очень свойственна, и еще я думаю, что мы все имеем в голове некий идеал – например, идеальное исполнение какой-то партии, к которому я хочу стремиться. Этот идеал в голове, и ты к нему приближаешься, приближаешься с каждым выступлением …А если ты считаешь, что ты молодец и все делаешь идеально, то, наверно, твоя карьера уже закончилась. То есть ты сам себе выносишь приговор, что лучше уже никогда не сможешь.

– Наверное, Ваша история кому-то покажется историей Золушки: школьница из Ухты, первый конкурс в жизни – и гран-при, и еще до окончания учебы – мировые оперные театры… Элемент везения, конечно, для артиста тоже имеет место быть, но что Вы вложили от себя, чтобы пройти по этим ступеням? Какой труд за этим стоит?

– Работа была проделана очень большая. И, конечно, я благодарна родителям, которые меня направляли – и в музыкальную школу, и языки учить, и заниматься танцами… Это все мне пригождается по сей день, потому что на сцене нужно чувствовать себя комфортно. Что касается конкретно вокала – работа все равно ежедневная. Как говорила моя педагог в консерватории, «в определенный момент голос должен стать тебе другом, и тогда ты действительно понимаешь, что вы вместе делаете одно дело». Но до того момента, как голос станет другом, все певцы переживают один и тот же момент. В один день ты поешь прекрасно и думаешь: ну все, я научилась и знаю, как это делать, а на следующий день просыпаешься – и голоса вообще нет. И как будто ты никогда в жизни не пробовал петь, не начинал даже. И, конечно, я думаю, что все юные вокалисты должны понимать, что это совершенно нормальный процесс, и не стоит этого бояться. Да, это так устроено, это наша физиология, и до сих пор даже врачи-фониатры не до конца могут увидеть, что мы делаем так или не так. Конечно, работа, трудолюбие – это самое главное. Хотя есть разные певцы, и есть такие, которые, наоборот, считают, что нужно побольше отдыхать, и оно как-то само придет. Но я всегда замечаю небрежности: когда певец поет небрежно, плохо произносит текст, не понимает, о чем он поет. А 80 процентов всей работы происходит у певца в голове.

h
На отдыхе. Остров Санторин, Греция.

– Не могу не спросить: что Вы делаете, чтобы быть в отличной вокальной и физической форме, а может, и улучшать ее? Какую работу приходится проделывать над собой, какие возможные жертвы приносить?

– Для вокальной и физической формы я давно выбрала йогу, хотя иногда нет времени заниматься столько, сколько хотелось бы. Йога и дыхательные упражнения очень полезны для голоса, это такая комплексная терапия. А что касается жертв – никогда об этом не задумывалась. Возможно, приходится от чего-то отказываться, но это же для любимого дела! В любом случае певец должен быть здоровым, сытым, выспавшимся… Неплохие ограничения?

– В родной Ухте бываете?

– Очень редко. В 2017 году мы планировали концерт и мастер-класс, но в последний момент пришлось все отменить – мой график не позволил приехать. Иногда даже три дня трудно выкроить…

– Трудно ли было выкроить возможность приехать в Сыктывкар на открытие конкурса?

– Когда меня пригласили, я уже знала, что в этот момент у меня есть окно. Если бы конкурс проходил неделей позже, меня бы на него уже никак не отпустили. Это просто повезло, что мне удалось приехать.

– А еще на мероприятиях этого конкурса (после Вашей на нем победы) Вам выступать доводилось?

– В 2010 году у меня в нем участвовала младшая сестра Полина, я приехала ее поддержать, и меня пригласили поучаствовать в концерте лауреатов. Полина тогда завоевала специальный приз за лучшее исполнение произведения современного композитора. После школы она, как и я, решила, что хочет заниматься в жизни только вокалом, и этим летом окончила уже 3-й курс Московской консерватории.

– На открытии конкурса Вы вручили свой личный приз – подарили самой юной участнице конкурса большую мягкую игрушку. Это была Ваша идея?

– Да. Я хотела подарить кому-то из участников что-то от себя, организовать какой-то приз. Но у меня не было никакой возможности остаться здесь дольше – послушать конкурсантов, узнать результаты и решить, кого отметить своим призом. Я же не могу вручить его наугад… И мы решили отметить просто самого юного участника – это всегда приятно и прекрасно. Потому что дети настолько искренне ко всему этому относятся… И мне очень хотелось бы, чтобы дети и педагоги понимали, что мы здесь не спортом занимаемся. Потому что в определенный момент у некоторых взрослых, моих коллег отношение к конкурсу становится как к спортивному состязанию – есть только стремление выигрывать и выигрывать. Но при таком подходе, мне кажется, сразу пропадает искусство. А к конкурсу нужно относиться как к возможности себя показать! Если сегодня сошлись звезды – и программа грамотно составлена, и нервы не подвели, и самочувствие хорошее – вот в этом, наверное, везение заключается. То есть это такое подготовленное везение.

Беседовала Ирина САМАР
Фото с сайта ГАБТ и из личного архива О. Селиверстовой

• Селиверстова Ольга Сергеевна
  Родилась в г. Ухта Республики Коми, там же окончила техничеcкий лицей и ДМШ 
  № 1. В 2005-2007 гг. училась в Академическом музыкальном колледже при Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. В 2013 г. с отличием окончила Московскую консерваторию (класс Ларисы Рудаковой).
  В 2012 г. приняла участие в проекте немецкого телеканала SWR «Emmerich Smola Forderpreis» («Приз Эммериха Смолы»), выступив с оркестром радио и телевидения Саарбрюккена.
  В том же 2012 г. стала артисткой Молодежной оперной программы Парижской национальной оперы, в рамках которой исполнила 5 оперных партий.
  В 2013 г. дебютировала на сцене Пале Гарнье, в 2015 г. – на сцене Оперы Бастилии. Выступала на международных музыкальных и оперных фестивалях.
  С 2015 г. – солистка оперной труппы Большого театра. 
  Лауреат многих российских и международных конкурсов вокалистов. Обладатель премии AROP (Парижская национальная опера, 2016 г.)

Ссылка на исходный материал в журнале "Регион"